Анатолий Викторович, ровно год прошел с момента вашей прошлой встречи с нашей редакцией, и первое, что хотелось бы узнать – какое преступление за эти 12 месяцев, на ваш взгляд, стало самым громким, какое больше всего запомнилось?
Безусловно, это нападение на военного комиссара в здании военкомата в Усть-Илимске. Это уголовное дело расследовали мы, преступление раскрыли сотрудники полиции. Активные граждане задержали подозреваемого на месте происшествия, в дальнейшем их представили к наградам. Преступление совершено, чтобы сорвать мобилизацию, противопоставить себя государству.
Громко прозвучало и расследование в отношении бывшего министра здравоохранения Иркутской области. Это резонансное дело, фигурант вызывает повышенное внимание. Экс-чиновника подозревают в мошенничестве, получении взяток и легализации денежных средств.
Помимо должностных преступлений, мы расследуем и готовы предъявить обвинение в ненадлежащей организации обеспечения нуждающихся граждан лекарствами. И здесь была история прошлого года, связанная с прокатившейся по России волной жалоб людей, страдающих сахарным диабетом. Обратили внимание на проблему ненадлежащей системы организации работы: отсутствие прогнозирования, своевременных закупок, определения индивидуальных потребностей. Расследование, начавшееся как коррупционное, вылилось в социальное.
Профессиональным и интересным было завершившееся расследование в отношении бывшего начальника отдела министерства имущества Иркутской области, связанное с получением взяток и превышением полномочий при закупке квартир для детей-сирот. Результата мы достигли: обвинения сформулировали, предъявили, уголовное дело направлено в суд и сейчас находится в стадии рассмотрения.
Запомнилось новогоднее двойное убийство в Иркутске. Семью убили, в последующем преступник попытался скрыть следы преступления, спрятать тела погибших. Расследование было интересным с профессиональной точки зрения. Мы собрали достаточно доказательств, чтобы уголовное дело поступило к рассмотрению в суде.
Два года назад вы приехали в Иркутскую область, и я помню, что во время прошлого интервью вы говорили, что тяжело привыкнуть к темпу, к объемам работы, к нашим сибирским расстояниям. Сейчас, спустя год, спрашиваю: привыкли?
Нет, о привычке, наверное, и речи быть не может. Безусловно, выработался определенный ритм, понимание, как, когда и на какие вещи реагировать. Но привычки не возникло. Приходится включать в себе профессионала для того, чтобы выполнять работу и при этом не скатываться в эмоции, оставаться, прежде всего, следователем.
То есть наш регион умеет удивить?
Безусловно. Иркутская область продолжает удивлять, впечатлять, не только столичные регионы способны подкидывать разнообразные задачи в таком количестве. Это живой регион с большим количеством населения, очень разный по социальной структуре, по роду занятости. Это специфика любого большого динамичного региона, и Иркутская область не исключение.
«Иркутская область продолжает удивлять, впечатлять, не только столичные регионы способны подкидывать разнообразные задачи в таком количестве»
Вы упомянули преступления коррупционной направленности. Их количество снизилось?
Не снижается ни количество, ни качество. Не возникает до сих пор у чиновников устойчивой привычки оглядываться по сторонам. Значит, не дорабатываем. Тот пласт, который мы поднимаем, с которым мы работаем, видимо, не доходит ни до мозга, ни до печенок. Работы еще много.
Но вы же все равно догоните.
В этом наша задача: догнать и посадить. Плохо, что догоняем медленно, в этом вижу, в том числе, и свою недоработку.
А в целом как изменилось количество преступлений по вашей подследственности?
Ситуация стабильна, нет каких-то всплесков или падений. Статистические колебания вряд ли отражают серьезные изменения в обществе, ценности общества. Как по мне, убивают достаточно много. Убивают жестоко, без мотива. Это продолжает оставаться симптомом какой-то болезни общества.
«Убивают жестоко, без мотива. Это продолжает оставаться симптомом какой-то болезни общества»
Есть еще одна болезнь – преступления в отношении детей. Сразу вспоминаются недавние случаи убийства детей: дважды Куйтун, дважды отчим, дважды полуторогодовалые малыши…
… И дважды люди, не в полной мере контролирующие общественную опасность своих действий. В первом случае дело, которое мы отправили в суд, уже подтверждено заключением экспертов. Обстоятельства второго случая также серьезно дают основания говорить о том, что это практически брат-близнец первой истории. Расследование будет продолжаться, разумеется. Эксперты выскажут свое мнение, но они очень похожи по рисунку, по местности.
Что делать с преступлениями в отношении детей? Ответ однозначный вряд ли есть у кого-либо. Скорее, что перестать делать. Важно перестать быть «стрелочниками». Очень многие люди, занимающие должности в органах профилактики, в правоохранительных органах, занимают позицию: это должен сделать кто угодно, но только не я. Те же органы опеки, действиям которых мы даем отдельную оценку. За полгода до происшествия у матери были изъяты трое детей. Четвертый ребенок рос с ней, и он, к сожалению, погиб. Были какие-то основания полагать, что к четвертому ребенку она будет относиться иначе, чем к тем, которых забрали? Наверное, нет. Задаем вопросы, а нам говорит: это не входило в мои обязанности, я не должна.
И вот эта бумажность подхода, нежелание заниматься проблемой, глубоко вникать – это характерная черта многих государственных органов, должностных лиц. В первую очередь, они должны видеть происходящее, принимать эти сигналы. Просто уму непостижимо, как можно троих изъять, а четвертого оставить? Для чего, зачем, почему? Семья в социально опасном положении, а меры принимают строго ограниченно. Это стрелочная позиция, и эта черта проявляется во многих социальных расследованиях, проверках. «Кто угодно, но только не я». Это равнодушие – болезнь нашего чиновничества.
«Это стрелочная позиция, и эта черта в чиновниках проявляется во многих социальных расследованиях»
Как в следственном комитете обстоят дела с кадрами?
Не могу сказать, что все хорошо, есть потребность в кадрах. Мы с удовольствием принимаем на работу людей, в том числе и выпускников вузов. У нас молодой коллектив, средний возраст не превышает 33 лет. Многие люди, отработавшие по 10-12 лет, перестают выдерживать темп. Районное звено испытывает недостаток специалистов, ищем людей, которые готовы взвалить на себя эту тяжелую ношу. Студентам мы предлагаем возможность какое-то время поработать помощниками следователей, чтобы они смогли оценить свои силы, прежде чем прийти к нам работать. А мы при этом видим специалиста, какой он, как формируется, насколько готов. Женщин приходит подавляющее большинство. Профессия феминизируется все больше, но при этом продолжает оставаться суровой. Девушки работоспособны и скрупулезны, демонстрируют высокий уровень знаний и подготовки. В районном звене у нас женщин более 60%.
Сколько лет вы на службе в следственном комитете и как изменилась специфика работы за эти годы?
Я пришел на службу 14 февраля 2000 года. Конечно, специфика работы с тех пор изменилась, и я не могу сказать, что все перемены носят позитивный характер. В последние годы мы очень много внимания уделяем форме в ущерб содержанию. Этот тот случай, когда хвост начинает вилять собакой: за какими-то крючками, палочками, бумажками теряется существо расследования. Это огорчает, потому что превращает думающих людей в приложение к компьютеру.
Безусловно, мир не стоит на месте, появляются новые формы преступности. Например, киберпреступность. Это вызов современности, он существует в другом измерении. И подходить к получению доказательств с позиции сформировавшегося в прошлом веке уголовного процесса – неправильно. Преодолеть консерватизм мышления – большая задача правоохранительной системы в целом.
«Хвост начинает вилять собакой: за какими-то крючками, палочками, бумажками теряется существо расследования»
Анатолий Викторович, много в последнее время слышим о преступлениях прошлых лет. Мне, как человеку гражданскому, непонятно, как удается раскрыть убийство, совершенное десять, двадцать лет назад. Расскажите об этом.
Есть два магистральных направления, которые приводят к успеху. Первый — это вещественные доказательства: предметы одежды, вещи, которые когда-то попадали в руки преступника. Мы исследуем их с использованием современных высокоточных средств криминалистики. Девяностые, начало нулевых – это тяжелое время для нашей страны, период огромного количества преступлений. Выезжали на одно место происшествия, что-то фиксировали, и тут же ехали на второе, третье, четвертое – в той чехарде часто терялись значимые материалы, доказательства. Но что-то все равно осталось, и мы с этим работаем. Ведомство сделало колоссальный шаг вперед в генетических исследованиях.
Второй путь — это люди, свидетели преступлений. Спустя годы они начинают говорить более откровенно, сообщают то, что в свое время по каким-то причинам утаивали. Также не сбрасываем со счетов работу с ранее осужденными за серийные преступления людьми. Это сложная работа, точечная, связанная с расследованием преступлений с применением огнестрельного оружия, в том числе из-за передела сфер влияния. Мы знаем, с чем работаем, куда и как движемся, и результат есть.
У нас огромная область, 42 муниципалитета, 27 следственных отделов. Где страшно жить? Где самый высокий уровень преступности?
Во-первых, жить бояться не нужно. А преступлений больше там, где больше население, где активная экономическая жизнь. Это крупные города – Ангарск, Иркутск, Братск. По ощущениям, я бы очень осторожно отнесся к переселению в Черемхово. Один из критериев небезопасной обстановки — если до сих пор стреляют на улицах. В Черемхово это не редкость. Я считаю, что правоохранительная система должна еще хорошо поработать в этом городе. Недавние выстрелы в Ангарске показали, что там тоже еще не все благоприятно. К сожалению, нам до сих пор приходится мерить таким критерием – стреляют на улицах или нет.
В последнее время много обращений люди адресуют напрямую председателю СК Александру Бастрыкину. В частности, жители Усть-Илимска сообщали о закрытии трамвайной линии. Чем все закончилось в этой истории?
Мы продолжаем расследование уголовного дела, возбужденного после обращений жителей Усть-Илимска. Проводим экономические экспертизы, оцениваем позицию главы муниципалитета, областного минтранса. Вместе с тем, мы понимаем желание людей высказаться о своей проблеме.
«Следственный комитет – это инструмент хирургической точности; как скальпелем, мы вырезаем опухоли без повреждения соседних тканей»
При всех полномочиях следственных органов, не мы будем решать, трамвай будет ходить в городе или автобус. Разобраться в том, имелась ли какая-либо заинтересованность у должностных лиц, мы можем, но подменять собою органы муниципального управления не будем. Этим транспортом пользовалась очень небольшая часть жителей. Перестала существовать линия, созданная промышленным предприятием для собственных работников. Для решения своих производственных проблем предприятие просто выбрало другую форму.
СК – это не универсальный инструмент работы по площадям, мы узкоспециализированный орган. Да, с активной позицией и неравнодушными специалистами. Но успех нашей деятельности в профессионализме, в понимании того, как конкретные жизненные обстоятельства ложатся или не ложатся в канву конкретного состава преступления так, как прописано в Уголовном кодексе.
В Следком идет много обращений не нашего профиля: люди жалуются на вступившие в силу приговоры, на деятельность сотрудников других правоохранительных ведомств, на социальные проблемы. Мы и рады были бы являться универсальной отмычкой – позвонил следователю, и все проблемы решились, но это не так. Следственный комитет – это инструмент хирургической точности; как скальпелем, мы вырезаем опухоли без повреждения соседних тканей. Но попытки использовать нас как оружие массового поражения есть. Общаемся с людьми, понимаем боль, даем консультации, опираясь на свой собственный юридический опыт – но объясняем, что это не наши полномочия. А люди отвечают: вы с нами хотя бы разговариваете. Это высокая оценка профессионализма наших следователей.
Блиц-интервью о личном:
Иркутская область – это…? Для меня это работа.
Лучший отдых? Футбол. У нас в управлении неплохая футбольная команда. Недавно мы стали чемпионами Сибирского федерального округа среди коллективов следственных управлений.
Книга, которая вас изменила? Поразила в свое время книга Урсулы Ле Гуин «Волшебник Земноморья». Она подтолкнула меня к вопросу о речи, о слове, о силе слова и его значимости.
А фильм? Фильмы я не смотрю вообще.
Вы суеверны? Да, если что-то забуду дома, то постучу по деревянной голове.
А существуют какие-то следственные приметы? Да. Если ты долго и напряженно над чем-то работаешь и вкладываешь в дело много сил, то это приведет к положительному результату.
Лучший друг человека кошка или собака? Собака. Но у меня ее нет – кочевой образ жизни, не могу привязываться к месту.
Какая черта вас восхищает в людях? Обязательность.
А раздражает? Не могу привыкнуть к людям непунктуальным.
Как вы можете охарактеризовать себя в двух словах? Я следователь.
Ваше главное достижение в жизни? Мои сыновья.
Продолжите фразу: «Я всегда в поиске…». Справедливости.
Беседовала Екатерина Емелина, IRK.ru
Фотографии Маргариты Романовой
